Гагарин мог не быть первым

Услышав по радио, что третья космическая ракета обогнула Луну и сфотографировала её невидимую часть, Гагарин впервые подаёт рапорт с просьбой о зачислении в группу кандидатов в космонавты. Затем в Москве решено было поручить отбор кандидатов в космонавты авиационным врачам и врачебно-лётным комиссиям.

И уже осенью в гагаринскую часть приехали врачи, чтобы "отобрать кандидатов не только по медицинским показаниям, а с учётом профессиональной подготовки, морально-политических качеств, психологических особенностей". Лётчикам, прошедшим отбор по здоровью, задавали три вопроса: "Желаете ли вы летать на более современных типах самолётов? Хотели бы вы работать лётчиком-испытателем? Хотели бы вы полететь на ракетах вокруг Земли?" Ответы выделили из десяти лётчиков троих: Вязовкина, Шонина и Гагарина. В марте 1960 года они с семьями улетели к новому месту службы, в Москву.

Врач Иван Иванович Касьян вспоминает: "Гагарин не являлся ярко выраженным лидером. Волынов был ведущим парашютистом, Быковский лучше других перенёс испытания в сурдобарокамере, Николаев - на центрифуге, Шонин - в термокамере. Отмечались успехи Комарова в изучении техники, Варламова - в точных науках. Беляев являл собой пример опытного и справедливого командира. Карташов был отличным охотником, Леонов лучше всех рисовал, Попович - пел, Варламов - играл на гитаре, Рафиков - жарил шашлыки. Что делал лучше всех Гагарин? Хорошо играл в баскетбол".

Отсутствие некоего главенствующего преимущества может показаться недостатком, но оно было как раз огромным достоинством Гагарина. Очень точно об этом сказал Алексей Леонов: "Он никогда и никому не бросался в глаза, но не заметить его было нельзя... Лидерство же Гагарина определилось так, как определяется лидерство конькобежца, который может не быть первым ни на одной дистанции, а в итоге стать чемпионом мира".

Кадр из сурдокамеры, где космонавты переносили десятидневное заточение, испытание одиночеством: "Юрий с подтянутыми ногами и склонённой на грудь головой дремал в кресле. У него было лицо спокойного и счастливого человека. Эта его способность к естественному быстрому переключению от активной работы к полному расслаблению всегда поражала врачей".

"Как учили", - добавил бы Гагарин; так он отвечал на любую похвалу.

Возможно, именно спокойствие, близкое к равнодушию, сыграло роль, когда из 20 их осталось двое. "У нас с Германом одинаковая подготовка была, и состояние здоровья отменное, и параметры схожие. Нервы подвели товарища!" - считал Гагарин.

И Титова, и Гагарина могли подвести - при прочих равных - самые разные факты, от имени, биографии и происхождения до внешности (Хрущёву по фото понравился Гагарин). А ещё все, кто принимал решение, думали о будущем: после первого полёта будет второй. Ещё 5 апреля, за неделю до старта, Николай Каманин пишет в своём дневнике: "...в последние дни я всё больше слышу высказываний в пользу Титова, и у меня самого возрастает вера в него. Титов все упражнения и тренировки выполняет более чётко, отточенно и никогда не говорит лишних слов… Единственное, что меня удерживает от решения в пользу Титова, - это необходимость иметь более сильного космонавта на суточный полёт. Второй полёт на шестнадцать витков будет бесспорно труднее первого одновиткового полёта. Но новый полёт и имя первого космонавта человечество не забудет никогда, а второй и последующие забудутся так же легко, как забываются очередные рекорды".

Герман Титов потом рассказывал, как ещё на этапе подготовки врачи ради эксперимента подмешали всему отряду препарат, вызвавший у каждого головную боль. Из страха дисквалификации в этом не признался никто - кроме Гагарина. Это не показная честность и даже не просто честность - это бесхитростность, которая, возможно, и не позволяет сойти с ума тому, кто несёт бремя первого человека.

"Понимаешь, Валюта (Валентина, так звали жену Гагарина), - размышлял он, глядя в зеркало после кремлевского приёма по случаю полёта, - я даже не предполагал, что будет такая встреча. Думал, ну, слетаю, ну, вернусь… А чтобы вот так… Не думал".

12 апреля 1961 года — день, когда Гагарин в последний раз ощутил себя мальчишкой, млеющим от маминого поцелуя между лопаток, перестал быть обычным или необычным парнем: он стал брендом, "небесным человеком", как сказала английская королева, страницей, вехой и легендой. С этого момента его открытая улыбка становится олицетворением всего, о чём говорится на советских передовицах. Что было за ней на самом деле?

12.04.2017 20:42:08